Советская живопись
Стили и жанры
|
Художник-педагог Василий Васильевич Почиталов О других учителях моего отца – Сергее Герасимове, Александре Герасимове, И.Э. Грабаре написано очень много и они широко известны. А вот о не менее талантливом художнике и педагоге Василии Васильевиче Почиталове мало кто знает, хотя он оказал огромное влияние на становление нескольких поколений советских художников как чисто в художественном, так и в общечеловеческом плане, формируя их личности, прививая любовь к искусству, трудолюбие, нетерпимость к халтуре, ханжеству и алчной погоне за деньгами. Это разительно отличает учеников Василия Васильевича от их современных коллег, что хорошо видно по качеству их живописи. Ученики обожали чудаковатого и доброго Вас-Васа, и даже под конец собственной жизни мой отец Владимир Гремитских, собираясь с друзьями, часто вспоминали своего учителя с какой-то такой теплой, светлой улыбкой. Предлагаемая Вашему вниманию статья была написана для каталога персональной выставки В.В. Почиталова, состоявшейся в 1974 году, еще одним его учеником – маститым ныне патриархом советской живописи А. Тутуновым. Статья великолепно передает ту теплую творческую атмосферу, которую создавал вокруг себя этот замечательный художник-педагог. Александр Гремитских
Говорить о таком замечательном художнике и педагоге, как В.В. Почиталов, разделяя эти два его призвания, невозможно, по крайней мере — его ученикам. Стараюсь понять, почему именно он вобрал в себя всю любовь многочисленных учеников. Разве не было у нас на протяжении долгих лет учебы прекрасных художников-педагогов, заслуживающих внимания и любви? Какой тайной, каким даром он обладал? Общительность, доброта сердца, увлеченность искусством — каждое это качество в отдельности и в совокупности не объясняет существа.Слишком глубоко затронуты сердца учеников, чтобы удовлетвориться таким ответом. На помощь приходит память. 1940/41 год. Московская средняя художественная школа на Каляевской улице. Мы, ученики первого класса, бегаем на верхний этаж смотреть работу старшеклассников. В мастерской Почиталова стоит несколько красивых натюрмортов (особый тип «почиталовского» натюрморта), и ребята, несмотря на перемену, увлеченно пишут. На цыпочках, со страхом заглядываем в мастерскую и погружаемся в сосредоточенную тишину священнодействия. Такой атмосферы, мне кажется, я потом никогда не встречал. 1942/43 год. Школа эвакуировалась в далекое степное башкирское село. Идут повестки об убитых мужьях, отцах, детях. Голод, болезни стали обычным явлением, лишь природа осталась неизменна в это трагическое время. Нас, московских мальчишек, поражает и синее, солнечное, морозное небо, такое синее, как ночь, и снег белый, белый до боли в глазах. Кудлатые степные лошадки, запах навоза, мужики в огромных рыжих тулупах, бабий вдовий плач, слушанье хрипатого, старого репродуктора — все легло на детское воображение. Именно здесь, в этих трудных условиях, проявился своеобразный талант Почиталова — безудержно увлечь ребят живописью, уменьем видеть во всем окружающем красоту. Поздними вечерами сидели вокруг печки и смотрели на догорающие угли. Угли были огромные, красные, шевелились, гасли, снова разгорались, чтобы последний раз послать жар. Сидели завороженные, голодные, размякшие, в ожидании печеной картошки. На улице стояла ясная морозная ночь, и скрип снега проникал даже в дом. Воздух, пронизанный морозом и лунным светом, звенел, и было так светло, что можно было читать. Тут-то далеко за полночь и начинались споры об искусстве. Споры вели старшеклассники, то есть те, у кого преподавал Почиталов, мы же только слушали и голоса не подавали. Так случилось, что в это трудное время школа работала с таким азартом и подъемом, что эти два года, проведенные вместе в Башкирии, навсегда остались в памяти. 1943—1948 годы. Школа на Каланчевке. Почиталов—признанный, всеми любимый педагог. Некоторые из близких учеников побывали у него в мастерской и ходят завороженные под впечатлением работ. Преподавание было для Почиталова органично, оно вытекало из его любви общения, без него он не прожил бы и недели. Вот кто-то из ребят показывает свои летние этюды. Все сгрудились и слушают. Он говорит долго, много, все о цвете, вспоминает часто случаи из своей жизни. Это были и рассказы о Шаляпине, Кончаловском, Герасимове, Шевченко, Мейерхольде. Далеко не все мы понимаем. От случая к случаю, от разговора к разговору ложилось на чистые детские души понимание высокого долга нашей будущей профессии. Такие слова, как «халтура», «деньги», стояли перед нами страшными призраками, и даже далекие тени их нас не касались. Обожаньем русских художников, подмосковной природы, натуры обязаны мы Почиталову. Между собой мы его называли Вас-Вас — сложно-цвет, он знал об этом прозвище и не возражал. Честь побывать в мастерской Почиталова дошла и до меня. Казалась нам она тогда огромной. Всегда в мастерской был порядок, кругом кисти, книги, холсты и неизменные на столе сушки и крепкий чай. Обстановка располагала к разговору. Здесь я впервые познакомился с работами Почиталова. Сначала с теми из них, что были открыты взору, а позднее со стоявшими вдоль стен и стеллажей. Искусство и жизнь его сродни весенней капели, когда влага сосульки, отогревшись, набегает вниз и, превратившись в каплю, звеня и сверкая, падает. Сколько в ней солнца, радости! Падая, она своим теплом отогревает землю и растворяется в ней. Момент жертвенности был присущ Василию Васильевичу. Имея исключительное живописное дарование, он много сил передавал ученикам. Он не признавал спешку в работе, немало времени тратил на «врастание» в натуру, соединение с природой. Сделанное Почиталовым необычайно «выношено» и внутренне органично, завершенно. Через живопись раскрывалось его мироощущение.Знал ли я тогда, что эта небольшая мастерская станет своеобразной «Меккой», куда будут заходить художники, многие из которых, уже зрелые и маститые, его бывшие ученики, чтобы разрешить сомнения, да и просто «приобщиться» к Василию Васильевичу, как к роднику в жаркий, душный день. И «трапеза» в мастерской в день его рождения, возникавшая стихийно, охватывала учеников более чем за два десятка лет. Почему же именно на его «огонек» тянулись художники? Какую правду он нес? Какие человеческие качества в нем привлекали? Может быть, простота, дружелюбие, незлобливость, неподдельное жизнелюбие и человеколюбие. Может быть, его чистый, незамутненный голос в искусстве. Такой непритязательный, но серьезный, такой неэффектный, но глубокий. И какая цельность между его творчеством и им самим!Как временами мы, уставшие от электрического света, зажигаем свечи и смотрим на огонь естественный, живой огонь, пробуждающий в нас далекие мечты-надежды, так, может быть, и после больших выставок мы тянемся к Почиталову посмотреть его работы, несущие искренний огонь искусства. Ведь подлинное всегда просто и порой беззащитно. А. Тутунов |
